(no subject)
Mar. 2nd, 2010 01:39 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
nyatвот к этому приглашению на спектакль "Почта" в доме сирот Корчака.
запись в дневнике Корчака за 18 июля - в ночь после спектакля:
Ночь, 18 июля 1942
В первую неделю нашего пребывания в летнем доме в Гоцлавеке в результате поедания хлеба, испеченного неизвестно кем и непонятно из чего, случилось массовое отравление, затронувшее детей и некоторых сотрудников.
Понос. Ночные горшки полные испражнениями до краев. Дегтярная поверхность покрывалась пузырями. Лопаясь, они распространяли сладкий гнилой запах, проникавший не только в нос, но и в горло, в глаза, в уши и в мозг.
Вот прямо сейчас у нас происходит нечто похожее, но к жидкому стулу добавилась рвота.
В течение ночи мальчики потеряли в весе 80 кг. на всех – в среднем по кило на голову. Девочки – 60 кг (чуть меньше).
Их кишечники работали c большим напряжением. Требовалсь немного, чтобы на нас обрушилось бедствие. Возможно, это была прививка от дизентерии (пять дней назад) или молотый перец, добавленный согласно французскому рецепту в несвежие яйца для пятничного паштета.
На следующий день они не наверстали и одного килограмма из потерянных.
Помощь тем, кого тошнило, и тем, кто стонал от боли, была оказана – почти в темноте – известковой водой. (Карбонат кальция в неограниченных количествах для всех, кто хочет, кружка за кружкой. Плюс к этому лекарство от головной боли.) В довершение всего для персонала, по чуть-чуть – морфий. Инъекция кафеина истеричному новичку после обморока.
Его мать, медленно угасавшая от язвы кишечника, не желала умирать до тех пор, пока ее сына не примут в детдом. Мальчик не хотел оставлять мать, пока она жива. В конце концов он уступил. Мать тогда же умерла, и теперь сына мучает совесть. В своей болезни он подражает матери: он стонет (кричит), жалуется на боли, затем задыхается, затем ему жарко, и под конец он умирает от жажды.
«Воды!»
Я хожу взад-вперед по общежитию. Будет вспышка массовой истерии? Возможно!
Однако возобладало доверие детей руководству. Они считают, что пока доктор спокоен, опасности нет.
Вообще-то я был не так уж спокоен. Но то, что я наорал на трудного пациента и пригрозил спустить его с лестницы, свидетельствовало о том, что у рулевого всё под контролем. Убедительный аргумент: орет – значит, знает.
На следующий день, вчера – спектакль. «Почта» Тагора. Аплодисменты, рукопожатия, улыбки, попытки задушевных разговоров. (Уборщица оглядела дом после представления и объявила, что, хотя у нас и тесно, но этот гений Корчак способен творить чудеса даже в крысиной норе.)
Поэтому дворцы отдали другим.
(Это напомнило мне о помпезной церемонии открытия нового детского сада в доме рабочих по улице Горжевской с участием госпожи Мосцицкой – еще одной.)
Как они смешны.
Что было бы, если бы вчерашние актеры продолжили свои роли сегодня?
Ежик представлял себя факиром.
Хаймек – настоящим доктором.
Эдик – господином бургомистром.
(Может быть, иллюзии станут неплохой темой для общего обсуждения в среду. Иллюзии, их роль в жизни человечества...)
Януш Корчак
18 июля 1942
translated from «ghetto diary» by Janusz Korczak, Yale University Press, ISBN 978-0-300-09742-9
запись в дневнике Корчака за 18 июля - в ночь после спектакля:
Ночь, 18 июля 1942
В первую неделю нашего пребывания в летнем доме в Гоцлавеке в результате поедания хлеба, испеченного неизвестно кем и непонятно из чего, случилось массовое отравление, затронувшее детей и некоторых сотрудников.
Понос. Ночные горшки полные испражнениями до краев. Дегтярная поверхность покрывалась пузырями. Лопаясь, они распространяли сладкий гнилой запах, проникавший не только в нос, но и в горло, в глаза, в уши и в мозг.
Вот прямо сейчас у нас происходит нечто похожее, но к жидкому стулу добавилась рвота.
В течение ночи мальчики потеряли в весе 80 кг. на всех – в среднем по кило на голову. Девочки – 60 кг (чуть меньше).
Их кишечники работали c большим напряжением. Требовалсь немного, чтобы на нас обрушилось бедствие. Возможно, это была прививка от дизентерии (пять дней назад) или молотый перец, добавленный согласно французскому рецепту в несвежие яйца для пятничного паштета.
На следующий день они не наверстали и одного килограмма из потерянных.
Помощь тем, кого тошнило, и тем, кто стонал от боли, была оказана – почти в темноте – известковой водой. (Карбонат кальция в неограниченных количествах для всех, кто хочет, кружка за кружкой. Плюс к этому лекарство от головной боли.) В довершение всего для персонала, по чуть-чуть – морфий. Инъекция кафеина истеричному новичку после обморока.
Его мать, медленно угасавшая от язвы кишечника, не желала умирать до тех пор, пока ее сына не примут в детдом. Мальчик не хотел оставлять мать, пока она жива. В конце концов он уступил. Мать тогда же умерла, и теперь сына мучает совесть. В своей болезни он подражает матери: он стонет (кричит), жалуется на боли, затем задыхается, затем ему жарко, и под конец он умирает от жажды.
«Воды!»
Я хожу взад-вперед по общежитию. Будет вспышка массовой истерии? Возможно!
Однако возобладало доверие детей руководству. Они считают, что пока доктор спокоен, опасности нет.
Вообще-то я был не так уж спокоен. Но то, что я наорал на трудного пациента и пригрозил спустить его с лестницы, свидетельствовало о том, что у рулевого всё под контролем. Убедительный аргумент: орет – значит, знает.
На следующий день, вчера – спектакль. «Почта» Тагора. Аплодисменты, рукопожатия, улыбки, попытки задушевных разговоров. (Уборщица оглядела дом после представления и объявила, что, хотя у нас и тесно, но этот гений Корчак способен творить чудеса даже в крысиной норе.)
Поэтому дворцы отдали другим.
(Это напомнило мне о помпезной церемонии открытия нового детского сада в доме рабочих по улице Горжевской с участием госпожи Мосцицкой – еще одной.)
Как они смешны.
Что было бы, если бы вчерашние актеры продолжили свои роли сегодня?
Ежик представлял себя факиром.
Хаймек – настоящим доктором.
Эдик – господином бургомистром.
(Может быть, иллюзии станут неплохой темой для общего обсуждения в среду. Иллюзии, их роль в жизни человечества...)
Януш Корчак
18 июля 1942
translated from «ghetto diary» by Janusz Korczak, Yale University Press, ISBN 978-0-300-09742-9
